Гермиона отбежала к противоположной стене. В её глазах плясали задорные огоньки, а лицо озарилось такой озорной и искренней улыбкой, которой ещё ни разу не замечала за собой даже она сама. В это время Герми впервые ощутила радость от осознания того, что она очень молода и, чего греха таить, хороша собой: это всё, конечно, Володино влияние... Она звонко рассмеялась, удивляясь при этом звучанию собственного смеха:
- Так поймай меня, если сможешь!

- Ну вот! - шутливо вздохнула Гермиона. - Этого и следовало ожидать. Стандартная ошибка: при преследовании поскорее сама себя загоняю в угол. Ладно, Вова, сдаюсь. - Она совершенно искренне улыбнулась, уже ожидая его объятий.

Гермиону мгновенно бросило в жар от такого крепкого, страстного поцелуя. Ощутив такое успокаивающее тепло объятий возлюбленного, она постепенно обмякла, почувствовав даже лёгкую сонливость... И вскоре Гермиона поняла, почему. У девушки слегка закружилась голова, затем вихрь унёсся по направлению к кончику носа, и в следующую секунду она... чихнула.
Чихнула громко, со вкусом, хотя и вовсе не по собственному желанию. "Слава Богу, хоть ладонь подставить успела", - подумала Герми. Она выудила из кармана брюк цветастый носовой платок, опередив Вову, и не менее громогласно высморкалась.
- Прости, Володенька, - виновато прогнусавила Гермиона. - Я сама виновата: не стоило в такую погоду шляться по побережью, да ещё и спать открытой всем ветрам. Если хочешь, я поскорее уйду. - Увидев, что юноша собирается горячо возразить, она уточнила: - Лечиться.

Гермиона ласково обвила руками шею возлюбленного и, приблизив лицо к его уху, прошептала:
- Не переживай, милый, мы ещё увидимся.
Возвратившись с цыпочек в нормальное положение, Герми опустила голову так низко, словно тяжко провинилась перед Владимиром. На самом же деле ей очень не хотелось, чтобы Вова увидел в её глазах слёзы. Какое-то время девушка даже ругала саму себя за эту слабость, думая, что ей следовало бы уходить из дома любимого человека лишь с улыбкой на лице... И тут её осенило. "Чёрт побери, как же я сразу не додумалась?!" С этой мыслью она потянулась к висевшему у неё за поясом грубоватому обсидиановому ножу. Увидев, что лицо Владимира вытянулось от удивления, она улыбнулась до ушей:
- Погоди немножко, Володя.
Девушка нашла взглядом висевшее на стене зеркало, подошла к нему и стала зачем-то примерять лезвие ножа к голове. Наконец она, по-видимому, осталась довольна его положением и... В следующую секунду в левой руке Герми лежал довольно короткий, но пышный локон её собственных волос. "Во что бы его завернуть?" В замешательстве Гермиона начала теребить серебрянную цепочку, видневшуюся на её шее. Она казалась подозрительно тяжёлой. Девушка бессознательно опустила взор и поняла, что могло так утяжелить такую тонкую цепочку: на ней висел серебрянный медальон в форме сердца, приобретённый Герми явно не в её эпохе - она и сама не могла уже вспомнить, где именно, когда и при каких обстоятельствах. Девушку осенило во второй раз за утро, и она, насилу справившись с мудрёной застёжкой, сняла украшение с шеи и положила прядь внутрь сердечка.
- Ну, вот и всё. Это тебе, Вова, - объяснила Герми всё ещё недоумевающему Владимиру и положила симпатичную безделушку на его ладонь. - На память. - Она нежно коснулась губами сначала его ладони, а затем - его губ, и в первый, и во второй раз оторвавшись с явным сожалением. - Мне пора.
И Гермиона направилась к выходу, предварительно чихнув любимому на прощанье.

Герми осторожно подошла к двери хижины, прислушиваясь к малейшему шороху. Она слышала шум прибоя, свист берегового ветра ("Чёрт побери, а здесь холодно!" - подумала девушка и завязала длинные рукава безразмерной футболки на плечах так, что она стала напоминать не то плащ, не то смирительную рубашку. - "А ещё Гольфстрим!"), шум такого далёкого Посейдониса, умудряющегося бодрствовать даже ночью подобно современным ей мегаполисам - всё, что угодно, кроме каких-либо движений за заветной дверью.
"Может, он просто спит?" - предположила Герми и попыталась открыть дверь - просто так, из чистого любопытства. К её удивлению, дверь поддалась. Гермиона на цыпочках сделала пару шагов внутрь дома. Её взору предстала... пустая комната. Вот стол, вот кресла, стулья, а вот кровать. Нигде никого не было. Герми почувствовала, как к её горлу подкатывает большой ком, а на глаза наворачиваются слёзы.
Всё кончено. Она пришла слишком поздно.
Эта мысль словно обволакивала её холодными и мокрыми щупальцами. Сердцем девушки овладело ощущение настоящего, страшного, непоправимого горя... Она села на песок и в который раз за эту безумную ночь зарыдала, закрыв лицо руками. Немного погодя она подняла голову, бессмысленно уставилась в одну точку, словно пьяная, и вновь погрузилась в раздумья. Что делать? Как жить дальше с такой болью? А может быть, это и не страшно вовсе: поболит пару месяцев и забудется, притупится? Её захлестнула волна вопросов, казавшихся неразрешимыми...